Улыбайся Всегда Любовь Моя Rtf
О книге «Улыбайся всегда любовь моя fb2». В течение всей своей земной жизни мы обращаемся ко Господу с просьбами и мольбами о прощении. Исполнитель: Марта Кетро, Песня: Улыбайся всегда, любовь моя, Продолжительность: 07:28, Размер: 2.14 МБ, Качество: 32 kbit/sec, Формат: mp3. Исполнитель: Марта Кетро Продолжительность: 07:28 Размер: 2.14 МБ Качество: 32 kbit/sec Формат: mp3.
Мне не близка идея ухода понарошку. Дело не в том, что я такая решительная, а в том, что такая трусливая. Если есть хоть капля надежды, что все можно исправить, я останусь. Я буду штопать – шилом и дратвой или бисерной иглой и собственными волосами, как раньше зашивали колготки. Я буду клеить чем придется – хоть двусторонним скотчем, хоть смолой, хоть «Моментом».
Да я просто согласна складывать кусочки и держать их – часами, сутками, – а вдруг прирастут. Я буду соединять огнем, холодом и железом, до тех пор, пока надежды не останется.
Потому что боюсь не использовать все шансы, боюсь этого, догоняющего через, сознания: я не сделала все, что могла. Понять однажды, что если бы в «тот» момент я заплакала, промолчала, закатила истерику, солгала, закрыла – не важно что, – то все бы наладилось Поэтому я лгу, плачу и закрываю глаза до последнего, пока мерцает возможность. Вот сейчас нужно просто уйти, иначе все испортишь.
Ну, я не знаю: высекает из камня фигуру, и ровно в тот момент, когда он осознает ее, откалывается кусок, от лица, допустим. Можно эту фигуру уменьшить раза в полтора и какое-то еще ею любоваться (пока не отвалится следующий кусок). Но однажды понимаешь, что весь твой, вся внутренняя этика требуют оставить в покое свою прекрасную погубленную, не пытаясь как-то по мелочи пристроить к делу то, что от нее осталось. Проще говоря – не использовать как пресс-папье.
Я умею жить с кем угодно, хотеть почти чудовищ, но этот жар в груди, но бесконечная, но – только для безупречных линий, поворотов головы, графического рисунка, подносящей к губам сигарету, втянутых щек и опущенных век. А теперь подними, моя, выдохни и улыбнись сквозь дым. Ничего особенного, всем нравятся красивые, но не все делают смыслом собирательство, сутью отношений – любование внешностью., любящий красоту превыше прочего, обречен. Сама его, апеллирующей к образу, сродни отношению к предмету искусства или домашнему животному. Любить за красоту – значит любить без взаимности.
Это была ранняя сумрачная осень, нас занесло на бескрайнее поле, все изрытое, но сухое, так что ноги не проваливались в землю, а постоянно цеплялись за кочки, и сам процесс ходьбы казался чрезвычайно сложным и важным. Даже просто идти было ДЕЛОМ.
Мы пересекли поле, поднялись на железнодорожную насыпь и пошли по шпалам. Я боялась поезда, но после тех летних грибов все мои страхи стали несколько условными. Даже если во время нашего похода меня переедет поезд, это будет всего лишь одним из событий большого путешествия, вот и все, – так казалось. Мы вылезли из кустов и оказались в Европе. Совершенно пустое гладкое шоссе, подстриженные газоны, площадки для гольфа, высокие дома поодаль.
И ни одного человека. Я традиционно испугалась: здесь уже все умерли, и мы сейчас умрем. Но он все вел и вел меня. Мимо пустых машин, мимо постепенно простеющих домов (вот уже пятиэтажки, а вот сараи), мимо злой собаки.
Перебрались через очередные железнодорожные пути (в это время он рассказывал мне о Стокгольмском синдроме) и чудесным, необъяснимым образом оказались на площади Победы. И красные фонтаны забили из земли, и полная луна засияла на небе. Уходя, я иногда, забывшись, просила у него расческу, а он говорил: 'Ну откуда у меня?!' Он брил голову из эзотерических соображений и чтобы скрыть раннюю лысину, но получалось неубедительно, по крайней мере другие мужчины ехидно спрашивали у меня: 'А кто этот лысеющий молодой человек?' Так вот, в этот раз он выдал приличную массажную щетку, и у меня внутри все вспыхнуло от радости – неужели позаботился?
Вот так, вспомнил, улыбнулся и купил, чтобы после любви расчесывать мои золотистые кудри? А он: 'Полина вчера забыла'. Я повторяюсь – мы не были влюблены в розово-страстном смысле этого слова, но из нашей длительной дружбы выросла такая всеохватывающая привязанность, что не было нужды находиться рядом постоянно.
В этой привязанности вполне мог поместиться остальной мир. Я помню, как моя нежность распространялась, раскидывала крылья прямо от метро, осеняя и мокрую дорожку, и светофор, и клены, и ларек со сладостями, и ступеньки, ведущие в его двор, и сам двор, и рыжего кота в нем, и подъезд, на первом этаже которого всегда пахло щами (я приезжала туда недавно – щами пахнет до сих пор), и лестницу, и черную дверь квартиры, и саму квартиру, с его барабанами, одеждой, благовониями, с ним. Поэтому, когда появилась Розочка и он сказал, что ее тоже нужно полюбить, мне показалось нетрудным включить ее в круг своей нежности.
Как Цветаева писала: 'Сонечка была дана мне на подержание', так и мне хотелось держать ее, как голубку, в руках, и чтобы сердце билось в мою ладонь. У нее было худое и прямое тело, как осинка, с родинкой под левой грудью, словно третий сосок. Розочка любила экстази. 'Не бойся, от этого не умирают, от этого живут'.
Съев таблетку, она снимала штаны и оставалась с голой попой. Совершенно асексуальный детский жест подчинения: 'Я еще маленькая, я без трусов, можно меня наказать или посадить на горшок'. Я гладила ее худую вздрагивающую спину и говорила: 'Бедный одинокий ребенок, девочка, о чем ты молчишь?' Мне казалось, что горло ее вечно сжато невысказанной просьбой о жалости. Она уходила в соседнюю комнату и плакала на полу в одеялах, а я, задыхаясь от нежности (я знаю, как скомпрометирована эта фраза, но никуда не деться от нее, от нежности, заполняющей грудь и горло, выступающей сквозь кожу, терзающей руки желанием прикасаться и гладить), оставалась сидеть, слушала плач, купаясь в ее чувствах. Не в обиде, а в том, что наша девочка так сильно живет, так открывается и изливает свое сердце. Х учил меня уважать чужое переживание, не мешая человеку постигать всю меру отчаяния, одиночества и личной смерти.
Про: () За что порой люблю книжную серию «АО», что в ней порой не стоит ожидать чего либо одного. Но если «сразу настроиться на подобное положение вещей» то и все расстройства по данному поводу весьма мимолетны. Что касается чисто конкретной книги. Остров накануне краткое содержание. Нет конечно же это порой раздражает, поскольку какой-либо строгой тематики поджанров тут не было и нет. Так и думаешь, очередной раз открывая очередную книгу — ну что на этот раз попадется?
И принимать его, когда он вернется в поту и в соплях, огладить несчастное трясущееся тело, прижать его голову к своей груди и сказать все-все слова любви, какие найдутся в душе. Поэтому я просто сидела и ждала, когда она придет ко мне.
Не дождалась, уехала домой и по дороге вспоминала биение ее сердца в моих ладонях. И утром тепло не покинуло меня, я проснулась с любовью и позвонила ей, чтобы сказать: 'Люблю тебя', – а она ответила: 'Я тоже'. Зразок заповнення 1 опп налоговая при зміні бухгалтера.
Через пару дней он снова позвал меня. Мы лежали обнявшись и негромко разговаривали о всякой всячине, как привыкли, – о погоде, о концертах, о его занятиях с учениками. Розочка сидела у нас в ногах, под лампой, и делала коллаж, вырезая картинки из журналов 'Факел', 'Она' и какого-то порно.
Время от времени она звала нас посмотреть, а мы говорили: 'Не хочется, Розочка', – и продолжали болтать. Она ушла в соседнюю комнату, включила Цезарию Эвору, и он сказал ласково: 'Розочка грустит. Она всегда слушает 'Содад', чтобы поплакать'. Я спросила, не уйти ли мне, а он сказал – рано, и я вдруг стала говорить ему о любви, о нашей с ним неизбежности друг для друга. Не меняя интонации, тем же тоном, что и о погоде, спросила: 'Почему ты не женишься на мне?' А он ответил, что ему нужна такая же, как он, расп.дяйка, 'жена барабанщика', понимаешь, не 'мама', а такая, как Розочка. Я почувствовала острую жгучую обиду, я давилась дыханием, а он очень внимательно смотрел на меня, гладил по лицу и говорил: 'Да, да, как больно, девочке больно, как ты красива, когда живешь'.
И я отдавала ему свое мокрое лицо: несчастные глаза с розовыми прожилками, покрасневший нос, распухшие потрескавшиеся губы, поперечную морщинку между бровей, усталую кожу, местами шелушащуюся от холода, а местами с черными точечками пор – обнаженное, открытое, стремительно стареющее лицо, а он все повторял: 'Как же ты красива!' И тут я услышала ее крик. 'Стерва, стерва, сука какая, я тут плачу, а она не жалеет меня, не утешает! Ты говорил, надо ее любить, а она не хочет мне помочь, змея фальшивая!'
Она роскошно, во весь голос кричала, а потом начала хлопать дверью – громко, сильно, так что побелка сыпалась, она била и била дверью об косяк, потому что не могла ударить меня. Он сказал: 'Вот теперь, пожалуй, пора'. Я вышла в коридор, припудрила лицо, подкрасила глаза и губы, надела сапоги, куртку, заглянула в комнату и сказала: 'Ребята, спасибо за спектакль, стоило бы продавать на него билеты, но чтобы я согласилась на это еще раз, вам, пожалуй, придется мне приплатить'. Мы говорили о смерти, мы бесконечно долго говорили о смерти, пока однажды не умерли слова. Впрочем, нет, слова не умерли до сих пор, это последнее, что у нас осталось. Ни событий, ни чувств, только желание произносить слова, называя вещи, которых не существует.
Монамур
Первым умерло межсвидание – это такое долгое счастье, которое сохраняется между встречами. Когда он набирает номер, чтобы сказать, что вернулся домой, что было хорошо, и завтра.
А утром он если уже не у моего порога, то звонит, чтобы сказать, что как же все-таки было хорошо. Нет нужды встречаться каждый день, но обязательно все время держать в уме, что вместе нам хорошо. И это длилось так восхитительно долго – годы!
Улыбайся Всегда Любовь Моя Читать
– что, казалось, навсегда. Длительные периоды невстреч, когда его не было в городе, ничего не меняли.